До встречи с Вейдманами оставалось еще минут двадцать свободных. Во всех делах, с которыми я работала, приходилось заниматься примерно одним и тем же – надо было перебрать кучу людей и найти одного виновного. Здесь все было иначе – требовалось найти улики, а человек был уже известен. Морли Шайн, проведя более или менее тщательное расследование, не получил никакого результата. Теперь была моя очередь. Но что предпринять?

Я принялась чертить на страничке блокнота, надеясь, что рисунки наведут меня на какую-нибудь мысль. Но карандаш оставлял на бумаге какие-то внушительные сферы, напоминающие гусиные яйца.

6

По моим наблюдениям, богатые делятся на "имеющих почти все" и на "имеющих еще больше". Иначе зачем стремиться к высокой цели? Люди всегда сравнивают себя с теми, кто стоит на одной с ними ступеньке общества. Богачи не так однородны, как это кажется со стороны. Просто круг их не очень широк, и критерии, по которым они различают "своих", бывают весьма экзотическими. Немалую роль здесь играет тип дома, в котором живет состоятельный человек. Особняки, хотя и кажутся похожими друг на друга, имеют массу различий, заметных лишь искушенному взгляду. Первостепенное значение имеют размер и расположение владения. Чем длиннее подъездная дорога к дому, тем больше очков у владельца. Наличие частной охраны или своры сторожевых собак, конечно, ценится гораздо выше, чем обычная электронная сигнализация. Гостевые домики, ажурные ворота, бассейны и освещение на лужайке перед домом – тоже немаловажный фактор. Безусловно, в разных местностях свои критерии, свои требования, но вышеперечисленные фигурируют везде.

Вейдманы жили на Лоуер-роуд, в непрестижном уголке Хортон Равин. Дома здесь, хотя и выглядели богатыми, но в большинстве своем не имели собственного лица. Дом Вейдманов был в их числе – неприметное одноэтажное строение, выкрашенное в зеленый цвет. Участок при доме, очень ухоженный, располагался слишком близко к дороге. Зная, что Питер Вейдман был архитектором, я ожидала увидеть просторный дом, беседки в саду и бассейн. Но ничего подобного не было.

Я поставила машину на бетонированную площадку у входа. На крыльце позвонила в колокольчик и стала ждать. Возможно, дверь мне откроет горничная. Но нет, в дом меня впустила сама миссис Вейдман – дама около семидесяти, в милом костюмчике из велюра и туфлях "Ронпорт".

– Миссис Вейдман? Я – Кинси Милхоун, – представилась я, протягивая ей руку.

Видимо, она не ожидала моего жеста, и мы пожали друг другу руки после неловкой паузы. В этой заминке было что-то такое, что навело меня на мысль о ее брезгливости, и я внутренне ощетинилась, никак, впрочем, не показав этого. Ее седые волосы были уложены в две тугие косы. Под глазами – круги. Правда, кожа цвета персика с румянцем на щеках выглядела совсем неплохо для ее возраста (как выяснилось позже, это была умелая косметика).

Она уставилась на меня, словно ожидая, что мы продолжим разговор, стоя в дверях.

– Это по какому же поводу? Боюсь, я забыла, зачем вы хотели прийти.

– Я работаю на Лонни Кингмана. Он адвокат Кеннета Войта по делу против ответчика – Дэвида Барни...

– О, да, да! Конечно. Вы хотели поговорить с Питером об этом убийстве. Ужасно. Вы, кажется, сказали, что ваш коллега скончался. Как же его звали, этого детектива?

Она постучала пальцами по лбу, словно извлекая забытую фамилию.

– Морли Шайн, – подсказала я.

– Да, именно, – она понизила голос. – Мне он показался очень неприятным, несимпатичным.

– Разве? – Я вдруг почувствовала, что закипаю. Мне он всегда казался великолепным профессионалом и прекрасным человеком.

Она наморщила нос и состроила гримасу.

– От него всегда так странно пахло. Я уверена, он был алкоголиком.

Возраст играет с человеком злые шутки: те чувства, что он тщательно скрывает, проступают вдруг на лице и застывают на нем, подобно маске. Это случилось и с миссис Вейдман. Неприятное впечатление.

– Он бывал у нас несколько раз, задавал какие-то глупые вопросы. Вы не собираетесь заниматься тем же самым?

– Я спрошу у вас кое о чем, и, надеюсь, вас это не затруднит. Могу я войти?

– Конечно. Извините, что не пригласила раньше. Питер сейчас в саду. Давайте поговорим там. Я собиралась прогуляться, но сделаю это чуть позже. Вы любите пешие прогулки?

– Нет, я бегаю трусцой.

– Бег трусцой – это вредно для здоровья. Он плохо отражается на коленных суставах, – начала она лекцию. – Вот ходьба – другое дело. Мой врач, Джулиан Клиффорд... вы знакомы с ним?

Я покачала головой.

– Он – врач-ортопед. Он наш сосед и вообще большой друг. Сотни раз он предупреждал меня об опасности бега трусцой. Это бессмысленное занятие.

– Разве? – пробормотала я безразлично.

Она опять завела свою пластинку, приводя новые аргументы, хотя я и слова против не сказала. Мне не нужна старуха, которая так отзывалась о Морли. Тем временем мы прошли по коридору в глубь дома. Снаружи он напоминал небольшое ранчо, однако внутри явно господствовал восточный стиль – персидские ковры, шелковые ширмы, расписные потолки, черные лакированные столики с перламутровым узором. Несколько ваз отвечали этому же стилю.

Пройдя через дом, мы очутились во внутреннем дворике, откуда несколько ступенек вели в небольшой сад, отделенный кирпичной стеной. Далее был еще небольшой участок – с деревьями и кустарником. В воздухе пахло опавшими листьями. Изредка доносились голоса птиц.

Во внутреннем дворике стояло несколько кресел с выцветшей от солнца обивкой. Питер Вейдман дремал в одном из них, открытая книга лежала у него на коленях. Недавно я видела эту книгу в магазине – очередные мемуары какой-то знаменитости, изложенные от ее имени оборотистым писакой. Судя по всему, Вейдман одолел страниц пять, не больше. Вокруг кресла виднелись столбики пепла от сигарет. Бедняга, ему не разрешают курить дома.

Он выглядел так, как выглядит человек, всю жизнь проработавший и внезапно застигнутый пенсией. Теперь его вырядили в джинсы и рубашку. Джинсы были совсем новые, две верхние пуговицы на них были расстегнуты, являя из-под себя ткань трусов. Ну почему эти мужики выглядят так беззащитно, когда на них напяливают домашнюю одежду? Питер был худощавый мужчина с густыми бровями и короткой седой шевелюрой. Они с Иоландой достигли той стадии пятидесятилетнего брака, когда жена больше похожа на мать своего мужа.

– Вот это называется активное время препровождение на пенсии, – с улыбкой прокомментировала Иоланда. – Я бы тоже хотела так проводить свои дни на пенсии, но, к сожалению, я никогда не работала. – Она старалась держаться бодро и весело, но видно было, что на душе у нее тоскливо и грустно. Она дотронулась до плеча мужа, явно жалея его сон.

– К тебе пришли, Питер.

– Может быть, я зайду попозже? Не будите его.

– Он не рассердится. Другое дело, если бы он весь день проработал. – И она снова позвала его: – Питер!

Он встрепенулся, не понимая, где находится.

– У нас гостья. Это по поводу Изабеллы и Дэвида. Секретарь мистера Кингмана решила навестить нас. – Она повернулась ко мне, спохватившись: – Надеюсь, я все правильно сказала. Вы же не адвокат?

– Нет, я частный детектив.

– Да-да, вы не похожи на адвоката. Ваша фамилия, я опять забыла...

Мистер Вейдман отложил книгу в сторону и встал. Протянул мне руку: "Питер Вейдман".

Мы обменялись рукопожатиями.

– Я – Кинси Милхоун, извините, кажется, вам помешала?

– Ничего, ничего. Хотите чашку кофе или чая?

– Спасибо.

Иоланда сказала, обращаясь к мужу:

– Здесь довольно прохладно, пойдемте в дом. – Она повернулась ко мне: – У него дважды был грипп этой зимой, это так тяжело, пришлось столько суетиться вокруг него. Мужчины, когда болеют, совершенно беспомощны.

Говоря это, она подмигнула мне, вероятно, думая, что Питер станет оправдываться.