Я поднялась по ней. Не самое лучшее место на свете для жилья, но зато чисто. Я не любитель завитушек, а обои на стенах были в викторианском стиле. Но цвета веселенькие.

Квартира номер шесть. Я постучала в дверь. Через мгновение на пороге появилась Лаура, затягивая на ходу хлопковое кимоно. Ее медсестринские туфли небрежно валялись в прихожей, в ванной комнате вовсю шумела вода, указывая, что времени для разговора совсем немного. Вся квартира – две большие комнаты и ванная. По потолку шли деревянные балки, выкрашенные темным лаком. Мебели немного, но подобрана она со вкусом. Лаура с усмешкой следила, как я обозреваю ее апартаменты.

– Как вам моя квартира?

– Нормально. Мне всегда интересно, как живут люди.

– А как живете вы сами?

– Примерно так же. Предпочитаю простую обстановку, – сказала я. – Не люблю работать только для того, чтобы оплачивать бесчисленные счета.

– А я ненавижу жить вот так, в одиночестве. Присаживайтесь, если хотите.

– Неужели это так плохо – жить одной?

– Конечно, разве вы так не считаете? Ужасная штука – одиночество. Пустота. Разве кто-нибудь добровольно согласится жить вот тан? – Она обвела комнату рукой, но явно имела в виду совсем не мебель. Затем пошла выключить воду. Судя по аромату трав, ванна будет лечебной.

– А мне такая жизнь нравится. По крайней мере, никто не лезет с советами, – сказала я.

Лаура вернулась.

– Надеюсь, так я буду жить не всегда. Как видите, я не смиряюсь со своим одиночеством.

– Разве кто-то, кроме нас самих, способен понять нас? Каждый сам по себе.

– О, перестаньте. Не люблю я этих разговоров, – перебила меня Лаура. – Тан зачем я вам понадобилась?

– Мне надо поговорить с вами по поводу Морли Шайна. Он ведь назначал встречу на прошлую субботу?

– Да. Только почему-то не соизволил прийти.

– Его жена утверждает, что в тот день он ездил к себе в офис.

– Я была там ровно в девять. Прождала его целых полчаса, а потом уехала.

– Где вы его ждали? В его кабинете?

– Нет, была на улице, сидела в своей машине. А почему вы спрашиваете? Есть какая-то разница, где я ждала – снаружи или внутри?

– Да нет, особой разницы нет. Просто меня интересует коробка с заказом, которую Морли должен был получить в этот день.

– Вы имеете в виду эту коробку из кондитерской?

– Так вы ее видели?

– Да, конечно. Я же говорю, я сидела в своей машине. Фургон, который развозит заказы из кондитерской, притормозил рядом с моей машиной. Вылез какой-то парень с коробкой белого цвета. Он прошел мимо меня и спросил, не я ли Марла Шайн? Я сказала, что он перепутал, что его клиента зовут Морли Шайн, но его еще нет. Тогда парень попытался всучить эту коробку мне, но я и так ждала уже довольно долго и собиралась уезжать. Ненавижу попусту терять время. Я же вам говорила, что меня ждала в тот день масса дел.

– И что парень сделал потом с этой коробкой?

– С коробкой? Не помню. По всей видимости, поставил ее на крыльцо.

– Название кондитерской вы случайно не запомнили?

– Нет, мне это было ни к чему. Помню, что фургон был красного цвета. Может быть, это был фургон не самой кондитерской, а какой-то рассылочной службы. А почему вы так подробно спрашиваете об этом?

– Морли умер не своей смертью.

Она только проговорила: "Неужели?" Ее удивление казалось совершенно искренним.

– Вероятно, в той белой коробке лежал струдель. Я только что разговаривала по поводу этого струделя с судебно-медицинским экспертом.

– Так в этой коробке лежала отрава?

– Получается, что так.

– И что вы собираетесь делать?

– Пока не знаю. Морли удалось узнать что-то очень важное. Кажется, я начинаю догадываться, что именно.

– Жаль, что он не успел ничего сказать перед смертью.

– Ну, в определенной степени успел. Я уже знаю, в каком направлении развивалась его мысль. Он ведь много лет был партнером человека, который учил меня ремеслу частного детектива.

– Может быть, я могу вам помочь еще в чем-то?

– Нет, спасибо, пока все. Теперь принимайте свою ванну.

И снова автострада. Свернув на нее, я домчалась до поворота на Каттер-роуд, затем повернула налево по направлению к Хорток Равин. У меня было такое чувство, что уже неделю без остановки я мотаюсь между этими тремя точками – Колгейт, Санта Тереза, Хортон Равин. Вторая половина дня выдалась пасмурной, типичный декабрь с температурой около пятидесяти по Фаренгейту. На такую погоду жалуются только избалованные солнцем калифорнийцы. Я припарковала машину у ворот и нажала на звонок. На этот раз открыла сама Франческа. Она была в шерстяном коричневом платье, на спину накинула свитер.

– Кинси? Вот уж не ожидала увидеть вас так скоро. – Она удивленно вскинула брови и внимательно посмотрела на меня: – Что-нибудь случилось? Вы какая-то не такая. Плохие новости?

– Да, но сейчас не об этом. У вас есть время для разговора? Мне нужно кое о чем спросить.

– Конечно. Заходите. Гуда ушла на рынок, а я как раз пью кофе у камина на веранде. Присоединяйтесь ко мне. На улице сейчас так противно.

"Сейчас везде противно, не только на улице", – подумала я. Мы зашли на кухню, выкрашенную в два цвета – черный и белый, с огромными окнами. Единственным цветным пятном здесь были красные тарелки. Франческа взяла чашку для меня, и мы вышли на веранду.

– Хотите со сливками, с сахаром? Есть еще молоко.

– Молоко – именно то, что надо; – сказала я. Мне не хотелось пока говорить про Морли. Франческа поглядывала на меня, пытаясь отгадать цель визита. Видимо, плохие новости накладывают на человека свой отпечаток.

Франческа устроилась в своем кресле: перед моим приходом она читала книгу Фэй Уэлдон, закладка была уже на последних страницах. Я тысячу лет не сидела вот так с книгой целый день. Франческа налила кофе. Я поблагодарила ее, она чему-то усмехнулась и положила к себе на колени подушку. Положила и начала ее теребить.

Судя по всему, она решила не выяснять цель моего визита. Наконец я не выдержала.

– Франческа, я просматривала записные книжки Морли и обнаружила там пометку о том, что вы встречались на прошлой неделе. Почему вы не рассказали мне об этой встрече?

– О, – она покраснела, лихорадочно подыскивая ответ. Потом решила, что второй раз лгать не стоит: – Мне очень не хотелось об этом говорить.

– Сейчас-то расскажете?

– Это действительно очень неприятная для меня тема. В четверг утром я перезванивала Морли и, кажется, уладила это дело.

Она замолчала.

– И что это была за история? – спросила я.

– По этому поводу у нас была ссора с Кеннетом. Дело в том, что совершенно случайно я наткнулась... в общем, узнала нечто неизвестное мне...

– Что же?

– Сейчас скажу. Но вы должны понять обстоятельства, в которых это произошло...

Обычно об "обстоятельствах" начинают говорить тогда, когда стремятся оправдать чью-нибудь подлость. Иначе нет смысла ссылаться на обстоятельства.

– Так я вас слушаю, Франческа.

– Теперь я понимаю, насколько смерть Изабеллы вымотала меня. Я уже не могу слышать ни об убийстве, ни о чем-либо, с ним связанном. Шесть лет я слышу от Кеннета только об этом, больше ни о чем. Ее убийство, ее деньги, ее талант. Какая она была красивая. Как трагична ее гибель. Он стал одержимым из-за этой женщины. Сейчас он любит ее сильнее, чем при жизни.

– Ну, это, наверное, преувеличение...

Франческа не обратила никакого внимания на мою реплику.

– Я даже Морли призналась, что ненавидела Из, что была счастлива, когда услышала известие о ее смерти. Словно... огромная ноша свалилась с плеч. Когда я потом вспоминала о тех днях, то поняла, насколько все извратилось в моем сознании. Кстати, то же самое можно сказать и о Кеннете. Мы оба хороши. В сущности у нас брак двух психопатов.

– Вы пришли к такому выводу после беседы с Морли?

– Да, но не только она показала мне, что с этим надо кончать, что если я хочу остаться в здравом рассудке, то должна стать самостоятельной...